Свободного времени было действительно много, и Уилсон наконец удосужился узнать побольше о своих постоянных спутниках Зеро и Халиде.
В тюрьме он натренировался хорошо слушать, выуживать из собеседников максимум интересной и полезной информации и завязывать дружбу не только с другими заключенным, но и с охранниками. Иногда слушать означает иметь ангельское терпение, потому что некоторые регулярно несут чушь, а другие непрестанно плачутся. Однако терпение вознаграждается уважением и любовью — что и вне тюремных стен хороший капитал.
И теперь Уилсон искусно разговорил обоих «близнецов», которые при ближайшем рассмотрении оказались довольно непохожими.
Зеро было двадцать два года, Халиду — двадцать четыре. Оба выросли в одном и том же лагере беженцев под Бейрутом. Зеро, беспечный хохотун и явный лентяй, смотрел на жизнь всегда через розовые очки. Халид, более толковый из двоих, говорил по-английски довольно сносно, тоже любил смеяться и дурачиться, но имел скрытую склонность к меланхолии и пессимизму. Уилсона несколько удивило то, что ни один из них не был фанатиком. К террористам они прибились не из каких-то высоких принципов, а единственно потому, что оба не имели ни малейшего профессионального образования. Их и заманивать, судя по всему, особо не пришлось: были рады, что хоть кому-то годятся. Дюжие спортивные парни умели только носы сворачивать да жать на курок — не задавая вопросов и без колебания. Халид, однако, не питал иллюзий насчет своего будущего: «Шлепнут по недоразумению в какой-нибудь глупой разборке на контрольно-пропускном пункте из говна в дерьмо».
Словом, в ряды организации Хакима, где им мало что светило, кроме смерти во цвете лет, Зеро и Халида привели отнюдь не мечты о нескончаемых запасах девственниц, вина и меда в посмертном раю для мучеников за веру. Причины были предельно прозаические: убогость безвыходной жизни в лагере для беженцев, почти тотальная безработица среди сверстников и понимание того, что служба военного наемника — единственное занятие, к которому пригодны молодые люди без образования и без надежд на будущее.
Если, не дай Бог, убьют, какое-то время их будут превозносить как героев. Их семьи получат вознаграждение, ксерокопии их фотографий развесят на всех стенах Западного Бейрута. Неделю-другую они будут знамениты. А потом или дождь пойдет, или убьют кого-то другого, и настанет черед его фотографий…
А пока что Зеро и Халид мечтали рвануть в Канаду или в Америку — в те самые Аллахом проклятые страны, которые они на словах клялись уничтожить. Симпатичный простак Зеро давно запал на актрису Дженнифер Анистон и обещал оттянуть ее по взаимному согласию уже через месяц после своего переезда в Лос-Анджелес — дайте ему только возможность тряхнуть своими дивными кудрями в Голливуде! Проекты Халида были более основательны. Он вырос в интеллигентной семье: отец инженер, мать фармацевт. Но его родители уже и забыли, когда работали по профессии. Соответственно не было ни денег, ни возможности дать сыну хотя бы минимальное образование. Читать-писать научился — и то хорошо! До того как связать свою жизнь с хакимовским «Союзом», Халид работал носильщиком в аэропорту. На новой работе он успел повоевать в Чечне — где бывший парикмахер, мастак работать бритвой, удалил ему воспалившийся аппендикс на заднем сиденье брошенного обгорелого автобуса. Когда Уилсон прямо спросил Халида, ради чего он связал свою судьбу с «Союзом», тот лишь плечами пожал: «По крайней мере работа».
На третий вечер контейнеровоз стал на якорь в Мраморном море. По обе стороны горели огни Стамбула.
Праздника и жизни добавляло то, что были иллюминированы все мимо плывущие корабли, в том числе и грузовые суда. Одни двигались на восток, к Черному морю, другие — на запад, к Эгейскому.
Уилсону было досадно, что у него нет возможности побывать в городе, мечети и минареты которого так соблазнительно маячили рядом. А в каюте ему теперь не хватало мерной вибрации работающих двигателей.
Наутро Уилсона разбудили крики муэдзина, усиленные и искаженные репродуктором. Возможно, Аллаху они так же режут слух, как и ему. Этот звук не соответствовал благородной старине города.
После завтрака в каюту Уилсона заглянул Хасан. На этот раз он не показывал свои золотые зубы.
— Забастовка порт Стамбул! — уныло сообщил он. — Не будет разгрузка-погрузка.
— И надолго мы задержимся?
— Никто не знать. Может, несколько дней. Хасан принес вам сочувствие.
Делать было нечего, и Уилсон спросил, нельзя ли ему в неурочное время послать электронное письмо «деловому партнеру в Одессе». Хасан не имел ничего против. Прежде чем идти на капитанский мостик, Уилсон зашел к своим телохранителям — сообщить досадную новость. Те только плечами равнодушно пожали — не отводя глаза от экрана телевизора. Арабская станция передавала новости. На экране полицейские, при большом стечении зевак, сажали в машину какого-то арестованного — в темном колпаке, закрывающем всю голову.
— Откуда новости? — полюбопытствовал Уилсон.
— Малайзия, — отозвался Халид. — Опять говорят, что поймали кого-то из «Аль-Каиды».
На экране полицейская машина медленно двигалась через толпу, которая освобождала путь нехотя, будто люди не могли решить, что им делать: навалиться и освободить пойманного или вытащить его из машины и забить насмерть.
Халид поднял голову от телевизора.
— Как кого схватят, — сказал он, насмешливо кривя рот, — так непременно говорят, что он из «Аль-Каиды». Вы посмотрите, сколько полицейских набежало на одного несчастного!