Конечно, поступал он некрасиво, чтобы не сказать отвратительно. Однако правильно говорят остряки: жизнь такова, какова она есть. Маленькие люди — жалкие преступления. Большие люди — грандиозные преступления. От смешного до великого — не один шаг, и шагать приходится в основном по трупам. Человек такого всемирно-исторического значения, как Уилсон, не вправе жалеть козявок вроде Зеро и Халида. Он кладет свою человечность на алтарь эпохальной мечты, чем обрекает себя на гордое одиночество, ибо сам масштаб его личности ставит непреодолимую стену между ним и прочими смертными. Кто в здравом разуме укоряет льва за убийство ягненка? Ведь только это убийство и делает его львом!
Возле лавки сын Большого Пинга тронул Уилсона за локоть и тихо сказал, кивая в сторону Зеро и Халида:
— Велите им оставаться на улице. Я вынесу стулья — им будет удобно. А мы с вами пойдем наверх.
На втором этаже оказалась богато, во французском колониальном стиле обставленная квартира, почти ничем не напоминавшая о Китае.
Маленький Пинг пригласил гостя присесть у окна.
Вверх по лестнице пыхтел отставший от них Большой Пинг, между тяжелыми вдохами он умудрялся говорить с кем-то по мобильному телефону.
Уилсон и Маленький Пинг сидели у окна и молчали. На губах китайца играла вежливая улыбка. Уилсон не знал, почему они тут сидят и таращатся на безрадостный переулок, почему молчат и следует ли ему как гостю сказать что-нибудь любезное или занимательное.
Внизу, оседлав стулья, сидели друг против друга Зеро и Халид и чему-то смеялись.
Дом Пингов замыкал довольно длинный узкий переулок, на который выходили только задние высокие глухие стены сомкнутых мусульманских домов. Уилсон мысленно похвалил Большого Пинга за выбор места. Подход к лавке контролировался издалека и легко. Даже один автоматчик смог бы несколько минут держать такую позицию против двух десятков нападающих.
Когда пикап с открытым кузовом повернул с улицы в пинговский тупик, Уилсон нисколько не насторожился. Его не встревожил даже металлический щит, наклонно приваренный перед капотом пикапа и превращавший его в подобие снегоочистителя с ненормально высоко поднятым плугом.
Здешняя голь была сильна на превращение полуржавых доходяг в бронемашины или сварку разноперых руин в нечто отчаянно дымящее, но ездящее. Уилсон уже навидался всяких диковинных четырехколесных «дворняжек».
Пикап катил по переулку со скоростью пешехода. Халид встал со стула и добродушно замахал водителю рукой: куда, мол, прешь? Потом не развернешься!
Водитель внезапно дал газ, и машина, пронзительно сигналя, понеслась вперед, резко набирая скорость.
Тут встал и Зеро. На пару они что-то орали водителю и грозили ему кулаками. Наконец Халид дал предупредительную очередь в воздух.
Уилсон в панике вскочил. Нападение на дом Большого Пинга!..
Однако Маленький Пинг даже не шевельнулся. Со спокойной улыбкой он наблюдал за происходящим.
Зато Большой Пинг, только что одолевший лестницу, быстро проковылял к окну, сотрясая пол массивными ножищами.
— Би-би-би! — задорно сигналил пикап. — Би! Би-би! Би!
Халид и Зеро поливали его пулями.
Пули со звоном отскакивали от металлического щита, а машина мчалась дальше.
Ливанцы в панике стали пятиться. Бежать им было некуда — стена за спиной, стены справа и слева, а пикап занимал почти всю ширину переулка.
Халид первым кинулся к двери лавки. Дверь была заперта. А окон на первом этаже не было. Халид ломанул в дверь плечом. Не поддалась.
— Мистер Фрэнк! — в истерике крикнул Халид. — Мистер Фрэнк!!!
Сотряся весь дом, машина уткнулась в его фасад. Потом с ревом дала задний ход и быстро покатила прочь. Зеро был разрублен пополам. Халид оседал по стене на землю. Часть его правой руки висела криво, только на рукаве окровавленной сорочки.
Отъехав до середины переулка, пикап остановился и рванул вперед, опять истошно сигналя. Теперь эти «би-би!» походили на кровожадный боевой клич.
Уилсон припал к стеклу, жадно впитывая всю сцену. Это было все равно что наблюдать, как удав пожирает кролика, — жутко, но гипнотизирует. И кролика жалко, и глаза отвести… жалко.
Халид внизу бился в агонии.
Дом опять сотрясся.
Пикап отъехал на несколько метров и остановился.
Из бокового окошка выглянул Да Роза. Халид, добитый окончательно, лежал под стеной в немыслимой для живого позе.
Убедившись, что дело сделано, Да Роза поднял глаза на окна второго этажа, сверкнул веселой улыбкой и показал два больших пальца.
Большой Пинг озорно толкнул Уилсона в бок толстым локтем и, скаля крупные желтые зубы, произнес:
— Ну, как вам потеха? С выдумкой! Как вы и заказывали: фла сваттах!
Его раздражал один ее вид. А ведь она работала его заместителем, и им приходилось контактировать хотя бы три-четыре раза в день. Откровенно честолюбивая и заносчивая, выпускница суперпрестижного университета, по годам отчаянно молодая, в силу лишних сорока килограммов выглядела почтенной матроной. Даже ее имя бесило. Мэдисон Логан! Не поймешь, мужик или баба. Имя, которое больше подходит аэропорту.
Однажды в момент вдохновения он удачно нарек ее Броненосицей — могучий торс, броня от переживаний и прискорбная непотопляемость. Потом ему довелось назвать ее так в глаза — случайно, конечно. Пришлось заглаживать неловкость смешком и извинениями. Впрочем, он недаром назвал ее Броненосицей — и эта обида отскочила от нее, как мячик от стены.